Таня от мамы убежала к тете Лене, а мама ее искала по улице, а дома уже горели...”

   Деревня выгорела почти вся. Из 200 домов осталось 17. У Василия Тимофеевича сгорели оба дома - и летний, и зимний. Та часть деревни, которую называли “темной горой” (оттого, что на рассвете не освещалась солнцем), где были оба дома Муравьевых, сгорела полностью.

З.С.Рыбакова (Муравьева):

   “Та гора не вся сгорела, и мы ушли жить к дяде Андрею, к дедушкиному дяде. Пока было тепло, мы у них жили, а как стало холодно, спать стало негде. Всего собралось 17 человек”.

   Зимой сестра Семена Муравьева, Мария, вышла замуж. На свадьбе произошла неприятность, которая оставила осадок у Аполлинарии Васильевны - у нее украли большую шаль. Ведь сделал это кто-то из своих же, деревенских, не подумав даже о том, что в этой семье люди потеряли все во время пожара.

   Так вот, без угла, без всего самого необходимого, с четырьмя детьми остались Семен и Поля после пожара.

   Жить так, конечно, было невозможно. Семен Васильевич и Аполлинария Васильевна с согласия отца Василия Тимофеевича решили жить отдельно и строить свой дом.

   Местные власти погорельцам лес для строительства выделяли бесплатно. Но его еще нужно было заготовить. Для этого нужна была лошадь. У Семена Васильевича и Аполлинарии Васильевны были золотые обручальные кольца, был еще у Поли золотой браслет. Из хорошей одежды были у нее сак и полусак [Сак - женское пальто свободного покроя; полусак - женское полупальто свободного покроя]. Все это забрал Семен Васильевич и поехал на Волгу, в те места, где народ был побогаче. Там все это он поменял на соль, а дома за эту соль купил плохонькую вороненую лошадку.

   Поселились на это время на квартире у знакомых. Хозяин дома, где Муравьевы стали жить, Александр Игнатьевич, оставлял им свою избу на время, а сам собирался уехать в Ветлугу, чтобы спасти семью от голода.

З.С.Рыбакова (Муравьева):

   “В 1921 году был неурожай, голод. Яровое выросло, но не созрело. Помню, мама ходила жать в варежках, уже был снег. Страшный был голод. Из деревни многие стали уезжать кормиться. Александр Игнатьевич, у которого мы жили, уехал со всей семьей в Ветлугу (он с женой и пять человек детей). Жену там схоронил и одну дочку”.

   Когда Муравьевы-младшие отделились, Василий Тимофеевич хотел помочь сыну и его семье, чем мог. Он дал им в надел овечку.

З.С.Рыбакова (Муравьева):

   “... Ну, мы живем у Александра Игнатьевича. В хлеве стоит лошадь, а в одном углу загорожено для овечки. Это была зима 1921-1922 года. Папа ушел на собрание. А к нам пришла Танина подруга, осталась у нас ночевать. Под окошком три раза все спрашивают: ”Семен дома?”, а мама отвечает: “На собрании”. Перед тем, как ложиться спать, мама зажгла фонарь и пошла на двор <с девочками>. Вдруг под сараем стук. Кто-то сказал: “Воры! Бежим домой!”, а мама ответила: “Это лошадь стукнула о колоду ногой. Папа пришел с собрания, пошел дать лошади сена на ночь и увидел, что задние ворота открыты, а зашел в хлев - овечки не было, ее утащили. До утра маме не говорил, а утром пошел к деревенскому старосте, а тот послал несколько понятых (так называли), они стали делать обыск в каждом доме. Папа с понятыми искать не пошел, а пошел на свою гору. Когда шел мимо бани Кутюкова А.И., видит - с углов снег обитый. Он поднялся, посмотрел. А за трубой стоит мешок. Тогда он пошел к понятым. Стащили мешок, вытаскивают - мясо. А мама и говорит: “А сало-то скиток, видно, дома оставили”. А Санька Подходящий маме тихонько и говорит: “Сало внизу, в мешке”.

   Мясо папа есть не стал, брезговал есть после рук вора, мясо продал, вот так и ушел дедушкин надел”.

   Позже выяснилось, что овцу украл сосед, живший через дом, тоже погорелец. Это было тем более неприятно. Видимо, годы “военного коммунизма” оставили злой отпечаток в душах людей.

   Семье, где было четверо детей, нужно было молоко. Василий Тимофеевич и Юлия Яковлевна держали корову (она уцелела во время пожара) и давали Семену и Поле молоко. Но хлева для домашнего скота не было, корова заболела воспалением легких, и пришлось забить. Семен продал лошадь и купил корову.

З.С.Рыбакова (Муравьева):

   “В 1922 году урожай был невиданно хороший. Папа полосу ржи продал на корню, еще не жатую. Все папу ругали, что он даже не попробовал своего хлеба, но папа у нас был дальнозоркий. Он на эти деньги купил хорошую лошадку, молодую, сильную. <Те>, у кого не было лошади, они пилили лес. А папа возил на своей лошадке и навозил полный двор и стал строить дом. Плотники нам строят дом, а папа возит им лес”.

Н.С.Муравьев:

   “Лес отец выбирал такой, чтобы бревна сохранялись долго. Дом, построенный из этих бревен уже после войны перевезли в Йошкар-Олу, он и сейчас стоит. Я недавно проверил его большим ножом - дерево звенит, как новое! Дом стоит с 1923 года, а сейчас 2002!”

   Летом 1922 года Василий Тимофеевич Муравьев построил дом, ему помогал сын Федор, дочери, жена, зять. Часть семьи обрела свое жилье.

   Вскоре вернулся хозяин дома, у которого Муравьевы снимали квартиру, и тогда Семен и Поля с детьми пошли жить к матери Елене Рыбаковой. В тот самый каменный дом, где жила Поля до замужества. Кирпичный дом восстановили после пожара быстро - сделали пол, восстановили потолок.

   В том же доме жила тогда и старшая сестра Аполлинарии - Евгения Васильевна с мужем Андреем Фаддеевичем Марасановым, дочерью Вассой, сыном Григорием.

З.С.Ежова (Муравьева):

   “... Дом строили зимой, а я зиму сидела на печи - надеть было нече-го...”

   Зое тогда было 4 года.

  &nbsИ все же радости от того, что строилось свое жилье было больше, чем огорчений от всех лишений.

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   В 1922 году, 12 декабря родился в семье Муравьевых сын Николай. Зинаида Семеновна вспоминала: “... родился Коля. Все были рады, что родился мальчик”.

   В том же декабре 1922 года на I Съезде Советов СССР РСФСР, Белоруссия, Украина, Закавказская Федерация подписали Союзный договор и объединились в Союз Советских Социалистических республик.

   Николай Семенович Муравьев стал ровестником образования СССР.

   Формально вся полнота политической власти в стране принадлежала Советам. Однако фактически они ее не имели. В городе Советы лишались реальной власти партийными комитетами. В деревне, где сельские партячейки были редки, большим, чем сельские Советы, авторитетом пользовались органы общинного самоуправления - мирские сходы.

   Вскоре права ГПУ расширились, а затем органы безопасности начнут вмешиваться во внутрипартийные дела, превращаясь в орудие создания режима личной власти Сталина.

   В 1922 году большевики обрушили мощный удар на Русскую православную церковь. Поводом стал голод 1921-1922 гг. Хотя церковь помогала голодающим и патриарх Тихон согласился пожертвовать большую часть церковного имущества, в 1922 году приняли решение об изъятии церковных ценностей. А поскольку церковь сохраняла идеологическую независимость от режима, ей дали “... беспощадное сражение”, как сказал В.И.Ленин. Он же поставил задачу: “Чем больше число представителей реакционного духовенства...удасться нам... расстрелять, тем лучше”. Позже большевики установят контроль над церковью и обеспечат ее политическую лояльность. Новые поколения граждан СССР стали воспитывать атеистами. Создавались даже специальные организации, например “Союз безбожников” и т.п. В деревнях же, в том числе в Сухоречье, крестьяне оставались верующими, детей крестили. Окрестили и новорожденного Николая в семье Муравьевых.

   В годы Гражданской войны партия приняла форму милитаризованной, боевой организации. В 1921-1924 годах молодежная организация Комсомол все больше попадала под контроль партии и перестала быть автономной.

   В 1922-1923 году во время болезни Ленина дела в высшем руководстве стали вестись Сталиным и его союзниками. К середине 20-х годов Сталин окончательно сформирует свой метод борьбы с оппонентами, опираясь на закулисные действия и органы ОГПУ.

   Такие события происходят в стране, в ее высшем руководстве, а крестьяне деревни Сухоречье, борясь с нуждой и голодом, строят жилье. Летом 1923 года Семен Васильевич дом отстроил. Сеней в нем не было, не было и крылечка. Возле входной двери вместо ступенек вначале положили широкие доски с набитыми по бокам дощечками. Ждать, когда будут полностью устранены все недостатки, не стали, перешли жить в свой дом.

З.С.Ежова (Муравьева):

   “Помню, как переехали в новый дом. Кто-то держал Колину люльку из лубка, а меня тоже кто-то держал на руках. Бабушка Алена, мать Аполлинарии Васильевны, пустила сначала в дом кошку (это какое-то поверие)[Есть такая народная примета: если в новый дом первой впустить кошку, то не будет неприятностей, будет лад и покой].

   Помню Колю маленького, как он ползал по свежевыстроганному полу. У него была рука, наверно, вывихнута, он ползал не на четвереньках, а сидя. Попкой двигался вперед, одной рукой придерживался за за нас”.

З.С.Рыбакова (Муравьева):

   “В 1923 году мы уже перешли жить в свой дом. Потом построили сени, и под сенями держали корову, т.к. хлева еще не было”.

   В 1924 году умер В.И.Ленин. В результате внутрипартийной политической борьбы, интриг, карательных действий ОГПУ, реальная власть к 1927-1928 году перейдет к Сталину.

   В 1924-1925 гг. в стране возникли очередные хозяйственные и политические трудности. Руководство страны пошло на либерализацию режима. Были сняты ограничения, препятствовавшие росту крестьянских хозяйств, отменены меры против частной торговли, кустари и ремесленники получили новые льготы.

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   “А потом был НЭП. Открывалась частная торговля. Папа привозил откуда-то семечки, мы ими торговали. Осенью папа вывозил с Волги яблоки, ими тоже торговали. Вот за это потом папу сделали ”зажиточным”. А мы были бедные, после пожара даже обуть - одеть было нечего. Я сама, а потом и Коля, когда подрос, всю зиму сидели на печи (хорошо, что печь была большая). Спали на полатях. Это вроде больших полок под потолком. Влезешь на печь, а с печи на полати”.

Николай Семенович Муравьев:

   “Начался НЭП. Дядя Федя (брат Семена Васильевича - Федор Васильевич Муравьев) выстроил маленькую избушку. Купил точильный станок для изготовления изделий из дерева. Можно было делать ножки для мебели, деревянную посуду, а нам, пацанам, шарики”.

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   “Папа зимой работал на лошади в лесу. Вывозили лес на реку, чтобы весной его сплавлять. Летом он работал в поле: пахал, сеял, убирал урожай”.

Зинаида Семеновна Рыбакова (Муравьева):

   “Потом мы стали подрастать, стали помогать папе. Он стал нас брать в лес пилить бревна. По одной мы с Таней пилу таскать не могли, папа привязывал к ручке ремень, и мы тянули: одна - за ремень, другая - за ручку. А когда я была уже взрослая, меня чуть не убило деревом.