“... В 1930 году стали организо-вывать колхозы, но наша деревня в колхоз не шла. Стали раскулачивать <тех>, у кого мельница, масляный завод, ну, одним словом, ”богатых”.

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   “... В 1930 году я окончила 4 класса. В стране стали создавать комунны. У нас между Люльпанами и Красным Полем были постройки, и вот это считалось коммуной. Кто там заправлял, не знаю, а помню, что летом папе велели с лошадью ехать на уборку урожая. Чтобы заработать побольше, он брал с собой меня и Колю. Комунна пробыла несколько лет. Мы туда бегали смотреть трактор. Зимой начали создавать колхоз.

   Папа в тот год был выбран уполномоченным (староста деревни). Это чтобы собирать народ на собрание в свой дом. Из района приехал представитель с наганом на боку. Мы, дети, сидели на печи. Собрался народ в избе. Председатель наган положил на стол, чтоб <его> все видели.

   Вот так “добровольно” шли в колхоз. В колхоз по списку вошла вся деревня. Ой, как шумно было, все что-то доказывали...

   Пришла весна, те мужики, у кого не было лошадей, ушли на заработки на Волгу сплавлять плоты и в Чебоксары. Те, у кого была лошадь, остались обрабатывать землю. Колхоз распался”.

   Пассивное сопротивление крестьян (теперь уже колхозных), не желавших работать даром, нарастало. В ответ последовала новая волна репрессивных мер. В 1932 году был принят закон об охране социалистической собственности (“закон о пяти колосках”), который вводил за хищение колхозной собственности расстрел с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах - лишение свободы на 10 лет с конфискацией. Амнистии по таким делам запрещались. Только за пять последующих месяцев по данному закону было осуждено 54,6 тыс.человек. Кроме того, вводятся паспорта с тем, чтобы предотвратить возможность бегства крестьян из колхозов. Создаются черезвычайные органы - политотделы, следившие за проведением партийной линии.

   Сталин требовал выполнения плана хлебозаготовок любой ценой. Одновременно преследовались и “воспитательные” цели - заставить колхозников работать и сдавать хлеб. В ряде районов колхозные амбары выметались подчистую: забиралось семейное зерно, страховые запасы.

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   “Зимой снова загоняли в колхоз. Поставили условие: раз не хотите в колхоз, то платите налоги. Я помню, папе приказали не только деньгами и зерном платить, даже сено папа отвозил в Йошкар-Олу. Я попросила папу, чтобы он взял меня с собой смотреть город. Я на возу сена доехала до Йошкар-Олы. Какой он, город? Увидела я только двухэтажные дома да скирды сена где-то за вокзалом...”

   В 1930 году Муравьевы отправили в школу своего сына Колю.

Из воспоминаний Николая Семеновича Муравьева:

   “Я пошел в школу осенью 1930 года. ”Школа” <располагалась> в частном доме, в своей же деревне Сухоречье (тогда - Оршанского, ныне - Медведевского района). Учительницей была пожилая женщина. Первоклашек было человек двенадцать - четырнадцать. Со второго по шестой класс (включительно) учился в соседней деревне Большой Убрень, до которой было два километра. Ходили туда только школьники из нашей и соседних деревень. По нескольким предметам учила нас Рыбакова Павла Порфирьевна. Она же была учительницей у моей сестры Зои”.

   Павла Порфирьевна Рыбакова, учительница детей Муравьевых, была необыкновенно чутким и сердечным человеком. Она, уже будучи старенькой, писала трогательные поздравления к каждому празднику, которые начинались словами: “Дорогой мой ученик Коля!..”

Из воспоминаний Агнии Семеновны Семеновой (Муравьевой):

   А у Коли к школьному возрасту уже появилась своя “мужская” компания. У стайки пацанов были свои интересы. Любили они, например, ходить в мастерскую к Федору Семеновичу Муравьеву, дяде Феде. Вертелись у него под ногами и мешали. “Иди-ко, сбегай домой, попроси таску. Скажи, что дядя Федя велел, чтобы тебе дали таску”, - наладил Федор Колю. Коля, довольный поручением, бежит домой, не задумываясь о том, что таска-то (от слова “оттаскать”) - это ведь наказание. А уж дома парнишку поднимают на смех.

   30 сентября 1931 года родился седьмой ребенок в семье Муравьевых, дочь Ира, Ирина Семеновна. Старшей дочери, Татьяне, было в это время 19 лет, она была уже невеста.

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   “Осенью 1932 года в соседней деревне Большой Убрень в частном доме открыли пятый класс школы крестьянской молодежи. Я пошла учиться. А родителей под угрозой пистолета гоняли на государственные заготовки, не смотрели на то, что детей полный дом. Работали бесплатно. Весной Таню послали от сельсовета с другими девочками на лесозаготовки, сучки жечь”.

   Параллельно идет компания по раскулачиванию, обеспечивая материальную базу колхозов за счет крестьян - “кулаков”.

Николай Семенович Муравьев:

   “Началась коллективизация. Стали все разрушать. И кузницы. И мельницы. Маслобойку. В крестьянском миру все толково было организованно. У кого-то дегтярная мастерская. Он и обеспечивает всех дегтем. И в своей деревне, и в соседней без дегтя телегу не смажешь, колесо застопорит, она не поедет...

   У кого-то была кузница, он и обслуживал всю деревню. Можно ли в деревне без кузнеца? Лошади без кузницы не могут - их подковать надо.

   Колхоз не получался до 1935 года. Мужики не хотели. В 1934 году натворили страшное дело - раскулачили трудяг. Все разрушили.

   Крестьянина, который держал дегтярную мастерскую, раскулачили, посадили. В заключении он сошел с ума. Семью его тем временем сослали в лагеря. Человек тот потом вернулся в деревню. Целыми днями ходил по ней. Он был болен. Увидит открытое окно, бросит туда валенок и смеется. Все его жалели”.

   В результате изъятия сельхозпродуктов у колхозников зимой 1932-1933 года разразилась в стране страшная трагедия - голод, охвативший Северный Кавказ, Поволжье, Украину, Казахстан. Голод унес не менее 3 млн. человеческих жизней.

   Варварская коллективизация и репресии в городе создали систему принудительного, по сути, рабского труда, на котором и стояла сталинская экономика.

   Но и в этих трудных условиях жизнь продолжалась: дети подрастали, парни и девушки влюблялись, женились...

   Зимой 1933 года Таня, старшая дочь Муравьевых, вышла замуж. Мужем ее стал Леонид Титович Косолапов из деревни Широково. Он родился в августе 1911 года в деревне Широково Кировской области. В 1920 г. закончил 4 класса в деревне Великоречье. Работал у себя на подворье, был шорником.

   Выйдя замуж, Татьяна Семеновна стала жить у мужа и через год, 2 января 1934 года у Косолаповых родился сын Иоил. Семен Васильевич и Аполлинария Васильевна Муравьевы стали дедушкой и бабушкой, хотя их младшенькой, Ире, было в это время всего три года.

Из воспоминаний Агнии Семеновны Семеновой (Муравьевой):

   “... В школу я пошла в 1933 году, в деревню Большой Убрень. Проучилась там два года ... помню, как мы все сидели вокруг стола и слушали Зою. Она нам читала вслух рассказы из большой книги ”Слепой музыкант” Короленко, басни Крылова и др. Помню, что Ира была еще очень маленькая, сидела на столе, и ее держали за спинку и забавляли, чтоб она не мешала нам слушать...”

Зоя Семеновна Ежова (Муравьева):

   “Когда Таня вышла замуж, все работы легли на папу и Зину. Отрабатывали летом в комунне, а зимой в лесу”.

Зинаида Семеновна Рыбакова (Муравьева):

   “В 1934 году мы вступили в колхоз. Работали вдвоем с папой, мама очень болела. У нее за весь месяц было шесть трудодней. А семья у нас была восемь человек. Когда папа увел лошадь на колхозный двор, говорит маме: Ну, как, мать, жить будем?” Я сейчас представляю, как ему было тяжело. За двенадцать лет построил дом и двор, лошадь купил очень хорошую, со всей упряжкой. Девять человек семья, и одеты мы были лучше всех из всей деревни...”

Из воспоминаний Агнии Семеновны Семеновой (Муравьевой):

   “У мамы при такой большой семье работы было очень много. Она ходила за скотиной, готовила нам еду, занималась другими домашними делами. А папа тоже все время был занят. Мы его почти не видели. Мы еще спим, а он уже в поле. Обед ему носили туда. Вечером он возвращается, а мы уже спим. Я только помню его, когда он зимой уезжал в лес рубить дрова, а затем эти дрова увозил в безлесые деревни продавать. Однажды он ехал из леса, и за ним гнались два волка. Он бросил на дорогу конец цепи, которыми были связаны дрова. Взял в руки топор. Цепь звенела, и волки боялись прыгнуть на сани, они бежали за ними до тех пор, пока не увидели огни в деревне, тогда отстали. Папа был высокий, морозный, румяный и тонкий. Он всегда был худой, его в детстве дразнили - ”мосол”. Нас он никогда не наказывал, ему достаточно было погрозить пальцем, и мы присмирели. Нам никогда не разрешали разговаривать за столом. Только уже будучи взрослыми, мы убедили папу, что многие и даже очень важные вопросы в “высшем свете” решаются за столом. Любимая его фраза была “Говори по существу” и еще одна - “по доходу и расход”.

   Муравьевы-старшие - Василий Тимофеевич и Юлия Яковлевна - тоже работали, не покладая рук.

Агния Семеновна Семенова (Муравьева):

   Помогали с детьми Аполинарии Васильевне и тетки Муравьевы, сестры Семена Васильевича.

Агния Семеновна Семенова (Муравьева):